Йод - Страница 13

Не говоря уже о процессе снятия кожи с теплого тела.

С утра я был деловит, в обед – спокоен, а в начале вечера взял у жены машину и поехал за ребенком в детский сад, по дороге понемногу превращаясь из аутичного душегуба в сурового, но вполне адекватного отца.

Сын был современный ребенок, телевизионно-компьютерный мальчик. Он очень авторитетно рассуждал о черепашках-ниндзя. Я с трудом доказал ему, что это два слова, а не одно.

В августе была проблема с детским садиком, мы поздно спохватились и долго искали место. Тогда жена недолго думая отправилась в тот садик, куда сама ходила. В кабинете заведующей сидела та же добрая женщина, что и двадцать лет назад. Она вспомнила мою жену и без лишних слов подписала все бумаги. Я мгновенно зауважал и заведующую, и ее детский садик.

Моего пацанчика там любили. Там любили всех детей, и всех родителей.

Обычно сын устраивался в центре заднего сиденья, положив локти на спинки передних кресел и высунув голову в проем между ними, – так удобнее беседовать с отцом, – но сейчас забился в самый угол дивана, отвернув лицо к окну. Долго молчал, потом не выдержал и объявил:

– Папа, я сегодня подрался.

– Ничего страшного, – сказал папа. – Все дерутся. 4

– Знаю, – сурово ответил мальчишка. – А ты тоже дрался?

– Редко, – соврал я, в педагогических целях.

– Понятно.

...Итак, подумал папа, можно арендовать катер, вывезти гада на середину Клязьминского водохранилища, привязать к ногам рельс и отправить на дно. Или еще вариант: накачать водкой до бесчувствия и глубокой ночью выбросить из автомобиля с высокой эстакады на какой-нибудь крупной транспортной развязке.

– Ну, – спросил я. – И что? Кто кого побил?

Сын вздохнул.

– Вообще-то получилось, ну... Понимаешь, этот Вова – он больше меня...

– И он тебя победил.

– Нет, он меня не победил, но...

Первый проект был лучше. Купить домик в глухой деревне, привезти клиента, пытать и мучить, а затем распилить. Кости – раздробить кувалдой. Ею же расплющить череп. Образовавшийся фарш смешать с землей и навозом. Нет тела – нет дела. Надо растворить гада в пейзаже.

– А из-за чего схватились?

– Так, – уклончиво ответил сын. – Не важно.

– Скажи как есть. Я не буду тебя ругать.

– А он дурак потому что! – запальчиво заявил ребенок. – Вот и все!

– А он решил, что дурак – это ты. И вы, как два дурака...

Сын опять вздохнул.

– Ты вот не знаешь, как было, а говоришь...

– Ладно. Я не хотел тебя обидеть.

– Просто он больше меня.

– Больше, меньше – это не важно. Не надо думать о том, кто больше, а кто меньше. Просто бей всей силой.

– Папа, ты не понимаешь. Он все равно сильнее. Гораздо.

Сильнее, подумал я. Слабее. Это очень относительные категории. Вот из переулка лезет внедорожник, огромный, как бульдозер. Я уступаю. За рулем бледный мужчина в очках. Кто из нас сильнее? Он в очках – я без очков. Он щуплый – я крепкий. Я злее – он явно спокойнее. Его машина дороже – зато моя быстроходнее. И то, что его машина дорогая, вовсе не означает, что он сам богаче, или влиятельнее, или крепче характером. С другой стороны, мои преимущества – характер, и решительность, и реакция – в серьезном затяжном противостоянии отнюдь не гарантируют победы. Вот чеченцы: невероятно твердые люди, но проиграли войну. Нет никакой силы, нет слабости; все решает конкретная схватка.

Да, это банально, глупо, грубо и дико, но только до тех пор, пока смотришь со стороны. Видишь на экране. Читаешь в книге. Когда это коснется лично тебя, когда персонально тебя обманут, ограбят, поломают, когда войдут в твой дом, захотят твою жену, твою свободу, твое здоровье, твою жизнь – тогда вопрос, кто сильнее, придется решать в долю секунды.

– Сильнее тот, у кого голова на плечах, – сказал я. – Если парень больше тебя – тогда возьми что-нибудь и бей. Только не камень. Например, журнал: сверни в трубочку – и бей журналом. Только не так, чтобы искалечить. Надо побеждать, а не калечить. Его надо победить только один раз – и он больше к тебе не полезет. И не только он, все остальные тоже.

– Остальные, – сын хмыкнул, очень по-взрослому, – никогда не лезут. У нас все ребята нормальные. Только он один дурак. Он всегда нарывается. Его папу уже два раза к нам в садик вызывали. Я слышал, как Мария Дмитриевна 4 говорила Елене Сергеевне, что его папа – крутой.

...Земля, навоз – глупо. А зубы? А волосы? А его, Михаила, кровь? Весь дом будет в крови. Сжечь дом – привлеку внимание. Лучше затеять во дворе старого дома строительство нового коттеджа, на бетонном фундаменте – сейчас многие так делают. Стройка не вызовет подозрений. Приобрести за триста долларов бетономешалку и все замуровать в свежий бетон. Да, неплохо, но что потом? Жить на костях своего бывшего друга? Замучают ночные кошмары. Продать все посторонним людям? Тоже опасно, рано или поздно новые хозяева будут переделывать постройку и найдут останки...

– Крутой? – переспросил я. – Интересно. Это как?

В зеркало было видно, что мальчишка улыбнулся.

– Ладно тебе. Как будто сам не знаешь...

– Знаю. Но мне интересно твое мнение. Кто такой – крутой?

– Ну, это который большой, сильный, всех бьет...

– Нет, – перебил я. – Крутой – это не тот, кто всех бьет. Крутой – это тот, кто не дает бить себя.

– А ты – крутой?

– Спроси у мамы.

Я вспомнил вчерашние криминальные теленовости. Очень актуальный сюжет. Настолько актуальный, что при просмотре мне стало нехорошо. Угрюмые менты в грязных куртках долбили отбойными молотками цементный пол в каком-то подмосковном гараже, и на свет божий появлялись сгнившие человеческие костяки. Банда юных идиотов прятала таким образом тела своих жертв. Всех повязали, все мгновенно дали признательные показания.