Йод - Страница 25

Я кивнул. Слава ждал, смотрел в сторону. Я не хотел ему отказывать. С кем годами кормил вшей, тому без веской причины не отказывают.

– Слушай, Влад... – Мне удалось изобразить деловую задумчивость. – Ты... посиди пока. Подожди. Я тут не главный и вообще – никто. Но те, кто тут главные, – мои товарищи. Если ты им подойдешь – начнешь работать хоть сейчас.

Новичок мгновенно кивнул.

– Скорее всего, будешь на складе. Работа творческая, но физическая. И учти – еще ничего не решено. Мои партнеры посмотрят на тебя, поговорят с тобой и сами примут решение...

Парень опять кивнул, посмотрел на Славу. Тот не7 брежно показал большим пальцем себе за плечо: свободен.

Что-то меж ними было не так. Я быстро отбросил мысль, что мне навязывают очередного родственника. Родственников я на работу не брал. Я вообще никого на работу не брал. Когда-то я сказал Славе, что мне нужны люди, но сказал только для поддержания беседы. Слава Кпсс очень хотел быть мне полезен. Старый друг. В моем кругу это называется «вместе учились», и одновременно указательными и средними пальцами обеих рук демонстрируется решеточка. Шутка, да, но мы действительно учились. Прилежно. Я – три года, он – девять лет. Теперь ему очень нравилось приезжать и говорить со мной «за бизнес». Все, что он предлагал, я тут же выбрасывал из головы. Но никогда не разубеждал. Говорил, что надо посчитать, обдумать. Потом совал несколько купюр – и друг уезжал, довольный. Не тем, что добыл деньги (он и без меня нормально обходился), а тем, что доказал себе собственную значимость.

– Он кто? – спросил я у Славы.

– Не важно. Главное, чтобы его зарплату отдавали мне.

– Я так и понял. Сколько он задолжал?

– Штуку зелени, – брезгливо сказал Слава.

– Послушай, это ваши дела. Я не принимаю участия в работорговле. Если ребята его возьмут – а могут и не взять, – они будут отдавать деньги – ему. А не тебе. Дальше сами разбирайтесь. Ровно через три месяца, когда ему выплатят тысячу долларов, он будет уволен.

Встали. Слава обнял меня.

– Не напрягайся. Он нормальный. Он сам предложил мне отработать долг. Он никто. Фуцан. Издалека приехал.

Коротко, сквозь зубы характеризуя своего раба, мой товарищ почему-то был серьезен, едва не печален, и в его голосе ощущалось стеснение. Он произносил «никто», «фуцан» – и сам явно не верил в это.

– Ему хватит ста долларов в месяц. Остальное оставляй себе. Он будет таскать твои коробки почти бесплатно. Хочешь – полгода, хочешь – полжизни. Плохо, что ли?

– Плохо, – ответил я. Потом подумал, что прозвучало излишне сварливо, и пошевелил пальцами: ладно, к черту, потом разберемся.

Я его ценил, Славу Кпсс.

Складом пользовались не только люди из моей (теперь бывшей моей) лавки. Помимо наших автомобильных красок и покрышек типа «слик» здесь хранились полиграфические расходные материалы, спецодежда, сантехника, а также изделия с восхищающим меня названием «нормали», с ударением на «а». Когда я спросил одного из соседей, чем он занимается, и он ответил «нормалями», я почуял издевку, а собеседник посмеялся. Впрочем, с соседями мы не очень дружили. Бедный нищему не друг.

Пока два старых товарища по «Матросской Тишине» обменивались прощальными репликами, в раскрытые ворота вдвинулась корма грузовика. Дальнейшему движению мешал потертый черный седан Славы. Грузовик сотрясся, замер. Появился водитель, похожий на венский стул, – столь же тонконогий, коричневый и, кажется, даже несколько поскрипывающий. Он посмотрел на нас, и на веснушчатом блинчике его несложной физиономии отразилась усиленная работа мысли, он явно не мог нас идентифицировать; я и Слава (как и Миронов, и Саша Моряк) были взрослые, многое повидавшие дядьки, в совершенстве освоившие социальную маскировку, 7 нам можно было дать и двадцать восемь, и сорок пять, наша обувь и одежда – черная или же серая – выглядела не то дорогой, не то дешевой, мы не носили украшений, не употребляли жаргонных слов (только иногда и меж собой), мы сливались с фоном, и теперь щуплый водила не понимал, как к нам обратиться. Господа? Не господа – мужики? Не мужики – ребята? Да вроде и не ребята. В общем, он ничего не придумал и насморочным тенором позвал:

– Э! Слышь! Чья машина? Уберите.

Зачем нам была нужна социальная маскировка? Очень просто. Мы предпочитали, чтобы нас недооценивали.

Слава вздохнул. Я тоже. Все-таки в массе люди очень грубы. Иногда мне кажется, что вежливость меж взрослыми мужчинами возможна только в тюрьме. Ну или на Кавказе. Например, в послевоенном Грозном. В тех местах, где бесцеремонность жестоко карается.

– Алло, – крикнул веснушчатый, – отгоните машину!

Я напрягся, даже руки задрожали. Скандала не хотелось. Но Слава был настроен миролюбиво.

– Не кричи, Вася, – сказал он. – Сейчас все будет.

– Я не Вася, – обиженно возразил водила. – Я Анатолий. А тебя как зовут?

– А меня не зовут, – сухо сказал Слава и подмигнул мне. – Я сам прихожу.

Водила набычился.

– Нет, а почему я Вася?

Мне пришлось поднять ладонь.

– Успокойся, друг. Мы поняли. Ты не Вася, ты – Анатолий. А он – Слава Кпсс.

– Это типа прозвище?

– Нет. Это типа диагноз.

Тонконогий Толя наконец все понял и принял единственно правильное решение – вернулся к своему тарантасу и влез в кабину. Может, он решил, что об его спину сейчас сломают табурет, и заблаговременно отступил в укрытие.

– Разозлюсь, – задумчиво произнес Слава, – фугас ему под колесо положу. Чтоб его на куски разорвало. Тогда будет ясно, кто Вася, а кто не Вася...

Слава еще раз вздохнул и встал. Кивнул на «хорошего парня», своего протеже.