Йод - Страница 57

– Куда-то едешь? – спросил я. 1

– Собираюсь. Приценивался к билетам.

Он посмотрел на меня, я – на него. Овладев собой, он несколько секунд удерживал на лице нейтрально-вежливое выражение, а потом сделался немного озадачен: по правилам классового общества я – его наниматель и работодатель, то есть буржуй-эксплуататор, – должен был питаться не в вокзальной буфетке, а в ресторане с крахмальными скатертями.

Ел он хорошо, жадно, но не грубо, и, когда проглотил очередной кусок, тихо произнес:

– Вы не думайте ничего такого. Я никуда не уеду, пока не рассчитаюсь со Славой. И у вас на фирме не задержусь. Еще два-три дня – и уйду.

– А что будет, – осведомился я, – через два-три дня?

– Приедут друзья, я у них возьму – и все верну.

– Знаешь, – сказал я, – мне все равно. Фирма теперь не моя, я там никто. Так что можешь ничего не объяснять.

– Странно. А Саша сказал, что главный – вы.

– Саша Моряк сказал тебе, что я главный?

– Да.

Ах ты, черт, подумал я и пробормотал:

– Ладно. Разберемся.

Какое-то время молча жевали.

– Влад – это что? – спросил я. – Какой полный вариант?

– Ладомир, – ответил он. – Но лучше – Влад.

– Понимаю. Иначе все переспрашивают.

– Не в этом дело, – усмехнулся обладатель редкого имени и шумно подул в пластмассовый стаканчик с кофе. – «Ладомир» – звучит слишком пышно.

Ага, подумал я, паренек неглуп и образован. Нечасто услышишь в разговорной речи это «пышно». Даже неглупый и образованный обычно скажет не «пышно», а «пафосно». Сейчас у них это ругательный эпитет. Пафос не в моде.

Он был весь внутри себя. Услышав вопрос, вынырнет, ответит – и тут же назад. Типичный малый «на своей волне». Обыкновенное молодое лицо. Юношеский жир уже сошел, а мужицкое твердое мясо еще не наросло. Приятная русская внешность: высокий лоб, правильный длинный нос, грубо вырубленный подбородок, глубокие глазницы. Длинная шея в жилах. Смышленый взгляд. На запястье левой руки три розоватых поперечных рубца.

– Что у тебя со Славой? – спросил я.

– Ерунда, – аккуратно ответил он. – Не важно.

– Слава, – сообщил я, – жесткий человек. Попасть под Славу Кпсс – все равно что попасть под паровоз.

– Я разберусь, – спокойно сказал Влад. – Вы не думайте, я не создам проблем... Вы, кстати, извините меня.

– За что?

Он посмотрел смело.

– Вам не нужен был грузчик. Те двое, что есть, вполне справляются. Вы взяли меня, потому что не хотели отказывать Славе. Он попросил вас об услуге, да?

Я усмехнулся. Противник всего «пышного» насмотрелся фильмов про итальянскую мафию.

– Почему ты извиняешься за Славу?

– Потому что ситуацию создал я, а не Слава.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать шесть.

– Семья есть?

– Жена, – сказал он, мгновенно повзрослев на несколько лет. – И мама, – тут взрослость с него слетела. – Еще отец, но я его редко вижу.

– Жена есть, мама есть – почему ты не найдешь нормальную работу?

Он ухмыльнулся. Мне показалось – снисходительно.

– У меня есть профессия. Я электрик, хороший. С 1 дипломом. Допуск – десять тысяч вольт. Я приезжаю в

октябре – и сразу устраиваюсь на работу. По специальности. До апреля работаю. Увольняюсь, беру жену и опять уезжаю.

– Куда?

– Куда-нибудь, – с улыбкой ответил он. – В этом году на Байкале был. В Архангельске. В Амстердаме. В прошлом году – в Индии и в Карпатах. На Камчатке. В Кенигсберге два раза был.

– Теперь это Калининград, – поправил я.

– Все говорят – Кенигсберг.

Я посмотрел на его старые ботинки и вдруг понял, что это настоящие бродяжьи ботинки: крепкие, некрасивые и удобные.

– Интересно. Ты, значит, путешественник. И как? Гоа-синдром не мучает?

– Нет, – спокойно ответил Влад. – Я не люблю Гоа. Грязно там. Опять же все удолбаны, а так нельзя.

– Да, – согласился я, – когда все удолбаны – это неправильно. Нужна пропорция. Между удолбанными и неудолбанными.

Бродяга-электрик кивнул и заметил:

– Есть места получше Гоа.

– Расскажи. Я вылечу завтра же. С билетом в один конец.

– Не расскажу, – сухо сказал Влад. – Только для своих.

Ага, пронеслось в моей голове. Значит, я ему не «свой». Печально.

– Понимаете, – продолжал он извиняющимся тоном (уловил, стало быть, мое неудовольствие), – сейчас есть плохая тенденция. Два-три года катаешься в тихое место, на четвертый год приезжаешь – а там уже помойка. Мусор, наркотики, рейв-пати и так далее. Этого не люблю я. Русские опять же...

– Да, – согласился я. – Страшен русский туризм, бессмысленный и беспощадный. Так ты что же, весь мир объездил?

– Не весь. Да и не было такой цели.

– А какая, – сразу спросил я, – у тебя цель?

– Сейчас – не знаю. Думаю. Была цель – поездить. Семь лет ездил я. Сейчас понимаю: хватит ездить. Теперь меньше ездить буду. Что-то другое поищу. Мыслей много. Может, учиться пойду.

– Учеба стоит денег.

– Деньги можно заработать. Не хватит своих – жена поможет.

– Она тоже работает?

– Конечно. Только она не в Москве живет. В Перми. С мамой. А я осень и зиму – в Москве. Снимаю комнату, пополам с другом.

Интересно, как он в свои юные годы обходится без жены, подумал я. С октября по май. Однако глумливое любопытство сменилось уважением; парень, безусловно, был счастлив в браке, и жена его наверняка такая же: улыбчивая, спокойная и внутренний мир для нее гораздо важнее внешнего.

Влад аккуратно поставил пустой стаканчик на стол и засобирался; я поймал себя на том, что не хочу заканчивать разговор, и спросил:

– Значит, ты полгода копишь, а потом по миру ездишь?

– Это просто, – ответил он. – Курица – сто рублей, хватает на два дня. Бывает, и на три. Ну, чай и хлеб. Это две тыщи в месяц. Остальное откладываю. Музыку, фильмы с Интернета скачиваю. Здоровье берегу – лекарства дорогие... В метро лишний раз не пойду – пешком приятнее...